This is the happy house
We're happy here in the happy house.
To forget ourselves-and pretend all's well
There is no hell *

Такова природа Блэков: большинству они непонятны. Другое дело, что подобное положение вещей им, надо полагать, даже нравится, что закономерно. Каждому дураку ясно, что загадки как нельзя лучше возбуждают воображение, которое в свою очередь порождает легенды - подчас самые невозможные, это правда, но в которые за неимением иной возможности объяснить для них необъяснимое, люди всё же верят. Таким образом, и рождается страх – тот самый, знаменитый, перед неизвестным, малоизвестным; а не это ли нужно их роду, некогда самопровозглашенному на главенствующее место среди прочих чистокровных? Чувство благоговения (пускай временами и смешанного с ненавистью) вызываемое ими, только подтверждает их исключительность, отличность от «простых смертных». А то, что, как следствие, все говорят (иными словами, сплетничают) о них – это можно и потерпеть. Такова ведь природа людей: тем больше обсуждать то, в чем разбираются наименьше. Многие сейчас, пожалуй, что восхищаются поступком Сириуса, не осознавая и близко, за бесконечными своими предубеждениями, сути того, что на самом деле не так давно произошло под крышей дома на площади Гриммо 12. Распалась семья (какая-никакая)! снова, а они думают о чем-то совершенно другом. Что ж, еще одно негативное последствие подчеркнутой обособленности Блэков: в лицах надменных аристократов, кажется, перестали замечать обычных людей, тех же матерей, отцов, их детей. Последние в 16 часто делают, кстати, глупости и порой такие, что позже, случает, что не исправить. Но - «какие же тут глупости?» - скажут они. Это ведь не простой дом и не простая семья, скорее прибежище зла, гадких пожирателей смерти и прочая прочая! Как славно, что хотя бы один из них не похож на остальных и сбежал…Наплевал на своё наследие, обесчестил родственников, попрал ногами всё сколько-нибудь важное для  Блэков - чистой воды вздор, жестокий мальчишечий каприз. Она могла бы еще, хоть сколько-нибудь, понять Андромеду, в конце концов, любовь – зла, это все знают, но какие мотивы были у Сириуса? Впрочем, стоило признать, что Цисси ни тогда, ни впоследствии так и не дала себе труда поразмыслить на этот счет серьезно, своим умом. В какой-то мере, её мышлению всегда оставаться до неприличия узким (до неприличия чужим), и что поделаешь - на её долю выпала такая карта - послушной дочери, как губка впитывающей всё, что только говорят родители и при этом не задающей ни единого вопроса. Замкнутой в пределах мира, каким он есть для чистокровной леди, она, при своем малом желании, а так же и просто со своей скудной фантазией, ни разу даже не пыталась представить какого это было бы, будь что-то иначе, и уж тем более ей и в голову не приходило,  пробовать что-то в самом деле изменить! Девочка в любом случае боится перемен, вне зависимости от того хорошие они или плохие. По этой причине она, к слову, довольно неприязненно относится ко всему этому «пожирательству» - как к еще одной крайности - о чем, однако, благоразумно помалкивает. Всё-таки увлеченность Беллы Темным Лордом не вызывает конфликтов в доме (скорее наоборот), тех самых, что, мягко говоря, нервируют младшую из сестер Блэк гораздо больше всяческих иных изменений в привычном укладе жизни. Поступок же кузена вызвал не конфликт, что вы, вообще-то настоящую бурю; тетушка Вальбурга, судя по всему, сорвала голос.
Стоя в гостиной дома на площади Гриммо, тоненькая светловолосая девушка рассеяно крутила в руках летний зонтик – из тех, что до сих пор продолжают носить с собой в солнечные дни одни только чистокровные волшебники (да и то не все) явно позабыв, что мода на них прошла десяток-другой лет тому назад. Она еще прежде пообещала себе не пускаться в рефлексию, но удержаться оказалось делом невозможным. Слишком уж всё живо напоминало сегодня события трехлетней давности. Отличным можно было назвать разве что «декорации», то есть комнату, просто потому, что в тот раз, помнится, тетя с дядей навестили их, а не наоборот. Мама тогда была совсем разбита и отказывалась покидать пределы своей комнаты (ничего не говоря о доме), так что Вальбурге пришлось зайти к ней; Орион в свою очередь уединился с её отцом и огневиски в кабинете - она осталась одна и вот, теперь тоже самое. Девушка вздохнула. 1973 стал для неё ночным кошмаром и она с содроганием относится к возможности того, что в 1976  всё повторится. Сколько нервов ей вытрепали в ту пору, сразу после побега Энди, одни только постоянные перешептывания, которые она то и дело улавливала вокруг себя со своим, на беду, чутким слухом: «Что?! –Тише! Да, это Блэк. -Еще одна Блэк? Сестра той самой? Что сбежала? -Пэтти, а я о чем тебе говорю! - Боже, скажи да? Какая история! С магглорожденным! Блэк!.. Слушай, а это правда, что у них традиция отрубывать головы старым эльфам головы и засушивать их, как ты думаешь? –Пэтти, что за глупости…-Я понимаю, что звучит смешно, но ты только подумай какие они! Я бы наверное тоже сбежала, - Ну-ка, правда что ли? От всех их галеонов? Лучше бы ты про их счет в Гринготтсе думала, чем про домовиков, это гораздо приятней. –Ой, Эмми, так говоришь…Боюсь, что братьям Блэк уже выбрали каких-никаких невест получше нас. Так что я лучше про домовиков…»
И что же – ей снова терпеть это всё, на этот раз в несколько измененном варианте? Спасибо, Сириус. Если сегодня она услышит в Косом переулке подобный вышеописанному разговор, ей мерлин, ей ничего не останется кроме как мысленно умереть со стыда. Хотя мама и говорила, что не стоит смущаться. Она, Нарцисса, ведь ни в чем не виновата. Плюс ко всему не надо так же забывать и того, что Блэки не смущаются из-за каких-то там сплетен завистливых «плебеев». То, что произошло в их семье (снова) - действительно позор. Но его нужно пережить с гордо поднятой головой, по возможности, еще и с улыбкой – так учила её Друэлла. В любом случае, чужие пересуды далеко не самое страшное. Самое страшное было в том сентябре, когда надо было улыбаться на наглые вопросы однокурсников и премило мотать головой: У меня только одна сестра, простите, я не знаю о чем, то есть о ком вы говорите. Представьте себе, её голос засим ни разу не дрогнул, а улыбка так и не потеряла ни на секунду привычного очарования! Другое дело, что ночью приходилось крепко жмуриться и шептать себе под нос что-то глупое на вроде: «у меня отвратительно распухнет нос! Я не буду, не буду, нет, не буду плакать!», пока внутри всё горело от боли. Нельзя так же легко вычеркнуть родного человека из сердца, как выжечь его имя с фамильного гобелена. Однако, Нарцисса научилась за прошедшие три года отвлекать своё внимание от наиболее болезненных мыслей, перенося его на что-то скорее раздражающе, хотя и мелочное в большинстве своем, например, на те же сплетни. Ну, спрашивается, разве можно переживать из-за них, когда такое твориться? А она переживает, ведь это, как и сказано, отвлекает и так проще.
Услышав позади себя шаги, Нарцисса обернулась и, узнав, кто это, тут же расплылась в широкой улыбке. Довольно неуместной как для общей обстановки, говоря откровенно, но она  всё же искренне рада была видеть Регулуса, так что почему бы и нет… К тому же она могла питать кое-какие наивные надежды приободрить его одним своим видом. Голубые глаза девушки, между тем, искательно вгляделись в лицо кузена, следя за его реакцией. Улыбка погасла.
-Как ты, Реджи? – она чуть-чуть наклонила голову на бок, так что светлые локоны, прежде отброшенные за спину, мягкой волной спали наперед. Нарцисса постаралась смягчить свою некоторую бестактность - она не знала, как младший кузен отнесется к её попыткам лезть ему в душу, а так же к тому сокращению своего имени, которым она помнится называла его в детстве.

There's room for you if you say "I do"
But don't say no or you'll have to go
We've done no wrong with our blinkers on
It's safe and calm if you sing along, sing along, sing along **